— Не помни-и-ит!!! Не помнит меня-я-я! Как же та-а-ак! Митенька-а-а!

Я бы, может, помнил, если бы знал. Но я находился в новой реальности и уже минут десять лихорадочно пытался сообразить, кто я и чем мне грозит это своеобразное путешествие «назад в будущее». Выводы делать было рано и страшно. Пока имелось абсолютно незнакомое тело: хлипкое и немощное, и новое окружение, которое, слава богу, пока не выказывало агрессии. Скорее наоборот — новоприбывшая бабка вся светилась заботой и искренней тревогой за только что очнувшегося парня. То бишь меня. Мне оставалось только одно: аккуратно собрать информацию. Потому что надежды на то, что мне снится красивый цветной сон, таяли с каждой минутой.

— Не помнит меня, ненаглядный мой! Тетку родную не помн-и-и-и-ит! — тем временем продолжала голосить новоявленная родственница, заливаясь горючими слезами и треща кружевами на моей груди. Огромный смешной чепец на голове покачивался в такт ее движениям. Я начал терять терпение.

— Бабуся! — одной рукой я взялся за сухонькое плечо, пальцами другой пощелкал у бабки прямо перед носом. Она внезапно успокоилась и преданно уставилась на мои пальцы. — Я сейчас буду задавать вопросы, а вы отвечайте по существу. Хорошо? Глядишь, я что-то и вспомню, — мутно пообещал я.

Бабка с готовностью вытерла слезы и быстро закивала, глядя на меня голубыми выцветшими глазами.

— Я — кто такой? — медленно задал вопрос и для наглядности приложил руку к груди, как сделал бы, разговаривай я с туповатым туземцем.

Бабка посмотрела на меня с обожанием и глаза ее вновь увлажнились.

— Ты — Митенька! Сокол мой ясный! Кровиночка моя! Единственный мой! Ты как на каникулы приехал, я повелела с тебя глаз не спускать, а не уберегли! Денечек был жаркий! Ты откушал как обычно, ухой на стерлядке, пирогами с капустой, блинами с икрой, киселем овсяным, да на Орлике поехал на пруд, на голых девок, стало быть, поглядеть. Да, видать, темечко напекло! Ты с Орлика-то навзничь упал и оземь хлопнулся! Да головушкой, прямо в лужу! Грозы-то по весне какие были! Уж я сколько раз велела эту лужу посреди двора засыпать! Кузьма тебя поднял, а ты не дышишь! Все личико румяное в навозе, глазоньки ясные закатились! Уж как Мария Петровна плакала! Как убивалась! Даже за Никодимом Ерофеевичем послали в соседнюю деревню, чтобы отпеть тебя по-человечески — коли помрешь, да только Никодим Ерофеич у Петра Михалыча наливки выкушал вишневой, да так, что оба лыка не вязали. Никодим Ерофеич и велел, чтобы не помирал ты, дескать, пока он не проспится да вид божеский не примет. Вот мы тебя под образа положили, да только ты так храпел, что мы тебя обратно в твою светлицу перенесли. Журку за тобой присматривать приставили. Вот ты сутки и проспал!

— Так! Стоп! — не выдержал я и оглянулся, прикидывая, возможно ли в этой новой реальности раздобыть переводчика с русского на русский же. Ну, Орлик понятно. Конь, скорее всего. Но кто все остальные?! На данный момент ясно одно, что меня зовут Митенька, то есть, тфу ты, Дмитрий. Пока неплохо.

— Начнем сначала, — приказал я, и бабуля снова с готовностью кивнула. — Кто такая Мария Петровна?

— Так сестра моя родная и тетка твоя вторая, — с готовностью затараторила бабка. — Всего-то нас осталось на земле Ржепопольских-Обездашковых: Я — Дарья Петровна, сестра моя — Мария Петровна, да ты — Дмитрий Александрович! Матушка твоя — Агриппина Петровна — в родах скончалась, а батюшка Александр Силантьевич, чтоб ему на том свете икалось, да уж о покойниках нельзя плохо, только ведь паскуда знатная, именье родовое, что за матушкой твоей в приданое дадено было, в карты проиграл, да пулю себе в лоб пустил. Вот и живем мы теперь втроем… Хорошо хоть Амбросий Силантьевич помогает, Хренов. Хоть и седьмая вода на киселе — деверем приходился матушке твоей Агриппине, а уж не куриный помет. Действующий статский советник в столице… Обещал в скором времени пожаловать.

Я сжал руками виски и качнулся от новой порции информации. Еще и какой-то «советник хренов» на мою голову нарисовался! Бабка тут же пришла в страшное волнение, побелела и сделала такое движение, словно собиралась подхватить меня на руки. Тот факт, что расстановка сил была явно не в ее пользу, старушку не смущал, и я отчетливо понял, что она и правда сейчас бросится таскать меня «на ручках».

— Мне нормально. Только давайте пока без новых имен! И так голова кругом, — промычал я и решил на этом сделать паузу и отложить дознание о том, кто такие Никодим Ерофеевич, Петр Михайлович, хренов советник, Журка и прочие, тем более что в животе предательски заурчало.

— Это головушка от голода кружится, Митенька! — всплеснула ручками тетушка и вдруг зычно гаркнула в сторону девки, которая давеча храпела в кресле подле моей кровати. — Херосинья! Накрывай на стол!

«Кто ж такая “Журка”?» — подумалось мне. Жирный кот, показавшись в проеме, нагло подмигнул мне и снова исчез, на прощанье тиранувшись выгнутой спиной о дверной косяк.

В этот момент мои размышления о именах в сельской местности были прерваны появлением второй бабки. Судя по всему, это и была вышеозначенная Мария Петровна. Она летела на меня как фрегат на несгибающихся артритных ногах и глаза ее полыхали такой дикой любовью, что я автоматически сделал несколько шагов назад. Вторая тетка была похожа на первую как две капли воды, с той лишь разницей, что ленты на ее замудренном чепце были голубого цвета, а не розового.

— Митенька! Сокол мой ясный! — догнала меня вторая бабуся и так же, как и первая, повисла на шее, заливая горючими слезами мою батистовую сорочку. — Свет очей моих! Очнулся!

Первая бабка воспользовалась моим обездвиженным состоянием и опять кинулась с новой порцией объятий. Я вздохнул и понял, что деваться мне абсолютно некуда. А главное зачем? Я всю жизнь провел в детдоме. У меня даже приходящих родственников не было, а тут целый торт из обожания и любви. Какой дурак откажется? Я прикрыл глаза и растаял, как сливочное масло на солнцепеке, зажатый с обеих сторон рыдающими от счастья бабками и думая, что новый мир, возможно, вполне сносен. Ну если только нужник у них не на дворе. Однако торжественность момента испортил снова давший о себе знать пустой желудок. Он издал такой рык, что обе бабки немедленно очнулись.

— Откушать! — сказала одна бабка.

— Немедля! — откликнулась вторая.

— Чем бог послал! — припечатала первая.

«А все не так уж и плохо», — мысленно потер руки я. Жрать хотелось неимоверно. На этом фоне забывались любые, даже такие серьезные проблемы, которые у меня нарисовались. Хотя с другой стороны… Я ведь был жив? Это самое главное. Ну а с моей больной головой разберемся как-нибудь.

========== 2. Советник хренов ==========

Откушать в доме означенных Рыжепоповых-Обездольщиков-или-как-их-там явно любили. Или расстарались специально ради моего чудесного воскрешения. Или ради визита Хренова советника, или как его там. Голова еще слегка кружилась, и в именах-фамилиях я путался. А еще понятия не имел, какой на дворе год, кто, к примеру, на троне. Подобного рода вопросы я задавать напрямую побаивался, чтобы не сдали в дом скорби или как тут у них дурка называется. Услышал только краем уха, что есть император и императрица, дескать, «зело шальная и на придумки ловкая». А какой император? Петр, Александр, Николай? И какой по счету? А так вокруг все было здорово похоже на Россию дореволюционного образца.

Я поправил коротковатый камзол из голубого бархата и постарался не влезть кружевными манжетами в огромную тарелку наваристых щей. Её поставила передо мной расторопная Херосинья, которую ласково называли Херосей. Как раз та, что дремала в моей спальне, пока я был в отрубе. Панталоны, в которые меня обрядили, тоже были до колен и в рюшах. Короче, одевали Митеньку как пупса, хорошо хоть кормили на убой.

— Аносовки Митеньке налей, Херося! — распорядилась бабка, блестя глазками и пододвигая ко мне поближе блюдо с румяными малюсенькими пирожками. — Да и мне плесни, что уж там! И Марье Петровне. Счастье-то какое!